© Денис Паничкин

Процент «антиплагиатных» программ на выходе – не единственный повод для преподавателей уклониться от своих прямых обязанностей (хотя выявление списывания в работах они стали ставить себе в заслугу, при том, что это существенный минус самим преподавателям). В ход идёт всё: и оформление, и требования к годам источников в списке литературы, а если всё это не помогает – то любая отсебятина, и даже хамство.

Дело в том, что при общей вредности всего перечисленного разница всё же есть. С «Антиплагиат.вуз» действует особый порядок закрытости, бесконтрольности. Мало того, что студенты не имеют доступ к этой программе, так ещё и отчёты не анализируются. А с некоторых пор студентов обманывают при помощи тарифа Full, который тоже непроверяемый и ещё более бесконтрольный (если в вузовских программах есть «Кольцо вузов», «Перефразирование Интернета», «Перефразирование ELIBRARY», «Коллекция Медицина», «Модуль поиска Адипет» и пр., то в случае с тарифом Full всё это и даже больше - некая «Объединённая коллекция»).

Оформление же представляет собой открытые требования, хотя подчас они бывают откровенно злыми и глупыми. Здесь уже нет закрытости. Поэтому возможностей для бесконтрольности меньше, и поэтому преподаватели и прибегают к отсебятине и хамству.

Бюрократы-приспособленцы придумали «добровольно-принудительный порядок», опирающийся на молчаливое одобрение толпы. Видно, я в этом смысле тем был неугоден, что открыто возражал против него. Если начальник действительно хочет навязать своё, то должен делать это открыто и в приказном порядке. Но тогда отвечает он, и его действия можно обжаловать в вышестоящей инстанции или через суд.

Если же тебе хотя бы формально предоставили свободу выбора, пользуйся ей так, чтобы предоставивший сам пожалел об этом. А его неправомерные действия тоже можно обжаловать в вышестоящей инстанции или через суд.

Реакция же подчинённых и нынешних студентов – смирение. Но оно оборачивается агрессией против исполнителей, если преподаватель снижает оценку, хотя в условиях «рейтингового мировоззрения» низкая оценка вовсе не означает, что работа плохая, она может быть превосходящей по сравнению с работами предпочитаемыми.

О таких предпочтениях, совмещаемых с претензиями к оформлению, подменой требований, местной отсебятиной и даже агрессивным хамством, я написал немало. И всё названное делалось во имя одного – не заниматься своими прямыми обязанностями по научному руководству, не отказавшись от нагрузки за его оплату. В таблице я даю обзор своих статей прошлых лет. Я печатал их (под псевдонимом) в «Контрольном листке», и решил не переиздавать на «Наставнике», поскольку все они относятся к конкретным случаям, преподавателям, вузам, и всё это названо по именам.

Можно видеть, что в ряде случаев были претензии по оформлению, при этом в навязанных мне «примерах хороших работ» и небрежное оформление – не редкость. А сколько было настоящего списывания, уже тогда я называл это «метод мясо – шоколад» (почерпнул такое обозначение у «Вольного сетевого сообщества «Диссернет»). Да и его применяли небрежно, что помогало выявить списывание. Я для этого даже не прибегал к программе «Антиплагиат», а в тех случаях, когда пользовался ей, обязательно сопровождал использование анализом отчёта и разбором ошибок. И позже это делал, причём в работе с «офисными» дважды избежал претензий, когда пришлось дорабатывать незавершённые работы, которые не я писал первым. Если таким методом кто-то меняет информационно-коммуникационные технологии на НБИК-технологи, или смешивает британское и польское законодательство о военнослужащих, и потом сам же с меня за это спросить норовит, то я этому помешаю, пусть и с помощью программы «Антиплагиат».

Попытка поставить оформление выше содержания достигла высшей точки в Современной гуманитарной академии (СГА). Впервые я столкнулся с этим в Махачкале в 2005 году, когда сотрудница нормоконтроля присвоила себе право написать рецензию по работе. Уже в петербургский период я рассказал об этом случае. Тогда мы работали вдвоём, и Инга, о которой я не раз упоминаю, решила, что это или преувеличение, или следствие атавизма «девяностых» годов в национальных окраинах. Но в 2010 году не меньше трёх таких случаев было в той же СГА (разве что другой филиал).

И нарушение здесь взаимное: преподаватели тоже присваивали себе функции нормоконтролёров. Такое имело место, например, весной 2016 года в ГУАП.

И даже с «апргейдами» «Антиплагиата» старые претензии остались. Например, к годам. Причём, когда угодил формально с таковыми, был случай, когда м не заявили, что «эти источники неавторитетные».

К оформлению – было тоже, например, заголовки в колледже бывшего Института технологии и дизайна (у «Звёздной») потребовали заголовки 24-м шрифтом (июнь 2017).

Сколько раз было и «так писать нельзя», причём заявлялось это тоже бездоказательно.

И если при описании конкретных случаев я считал это незнанием или недопониманием, то сейчас, когда всё подобное стало массовым, – упёртой ложью.

Но читатель может убедиться, что вся эта ненормальность не привела к пересмотру того подхода, который я озвучил в мае 2008 года, и который в HomeWork сочли «крамольным»: в работе главное – содержание, а всё остальное (оформление, «оригинальность», годы и пр.) должно существовать в меру содействия содержанию, а не помехе либо подмене такового.