© Денис Паничкин

День, когда прошло ровно одиннадцать лет после моего возвращения в Санкт-Петербург, я решил отметить, побывав на Литераторских мостках, где раньше никогда не бывал. Пожалуй, это единственное известное мне кладбище, которое воодушевляет, а не угнетает. Например, я не считал недопустимым у надгробия композитора или поэта-песенника вспомнить и петь вполголоса созданные ими песни для советского кино. Или вспоминал курсовые, написанные мной по материалам творчества тех или иных писателей. Например, сравнение литературной критики Белинского и Добролюбова, когда увидел их надгробия рядом. А когда увидел восстановленное надгробие Лескова, автора «Левши», посетовал, почему на нём среди произведений не поименовано слышанное мной по радио в 2015 году «На краю света», где автор осуждает православное миссионерство в отношении народов Крайнего Севера «ради того, чтобы отчитаться», которое приводило к появлению притворных «новых христиан» (и от одного такого пострадал священник Кириак, выступавший по сюжету за искреннее принятие веры, а не для отчёта перед ведомством).

Ведь всё, что создавали эти писатели, композиторы, художники, архитекторы, исследователи, учёные, - чему-то учит. И оно не должно погибнуть из-за какой-то «массовой культуры». Так я себе сказал в подтверждение своей позиции профессионального исполнителя курсовых работ, решившегося на создание альтернативной системы образования.

И создавалось всё это, не взирая на какую-то «оригинальность», кстати, цензура была честнее по сравнению с современными вузовскими «нормоконтроллями» и «антиплагиаторами».

«Оригинальным» может быть и бред. Даже бред детский, как придуманное мной в пятилетнем возрасте: «Где мы рантвуем траву, угы дыды нарову». Отдалённо напоминает одновременно и «Пуськи бятые», и «Варкалось, хливкие шорьки», причём ни того, ни другого я тогда не знал (а первого, похоже, даже ещё не существовало). У меня и позже было и другое «оригинальное», хотя более осмысленно. Когда мне было десять лет, я стал сочинять рассказ про Герку Котова, того самого, который предпочитал собак гонять вместо физкультуры. Там было такое: «Ринг начался» (то есть я почему-то подумал, что в боксе ринг – это поединок, а не площадка). Хотя иногда это выглядело и осмысленным, например: Ведь Герка постоянно проигрывал ринги (сравним с устаревшим русским выражением, обозначающим победу в групповой схватке: «унести поле»). Но всё же «ринг начался» сейчас мне напоминает «волны падали вниз стремительным домкратом», хотя не вполне корректно сравнивать понятную ошибку десятилетнего и литературную подёнщину взрослого человека.

К сожалению, подёнщина подменяет собой то, что создавалось обитателями Литераторских мостков. Композитор Геннадий Гладков и поэт Юлий Ким, написавшие песни для фильма «12 стульев» (1976), в 2011 году по просьбе екатеринбургского театра драмы они сочинили мюзикл, перенеся действие из 1920-х годов в XXI век. В этом произведении Ляпис-Трубецкой уже не поэт, а крупный книгоиздатель, у которого в жизни «всё схвачено». Остап Бендер, придя в офис к Никифору за стулом, узнаёт, что тот насыщает рынок низкопробной продукцией.

И эта низкопробная продукция везде-везде-везде. Гуляя по Литераторским мосткам, я задумался: а будут ли изучать «творчество» современных авторов в курсе литературы в школе? Или им уделят два-три урока на всех с отрицательной постановкой темы о поделках постсоветского периода?!

Однозначно ответить в отношении школы нет полных данных, а вот в отношении вузов … В Санкт-Петербургском государственном университете промышленных технологий и дизайна преподаётся дисциплина «Современный литературный процесс».

Конечно, тяжело спорить с «Пожаром» В. Распутина, где сказано, что «добро в чистом виде превратилось в слабость, зло в силу», но я нахожу простое возражение: ответное насилие злом не является, даже если оно превосходящее (больше того, ответное насилие должно быть кратно превосходящим, потому что только так можно пресечь насилие агрессивное). Сожалею, что Фазиль Искандер в программе представлен самым слабым произведением – «Кролики и удавы», а не «Евангелием по-чегемски» (из него я хорошо помню обработку сказки «Джамхух – Сын Оленя», правда, сильно отличающейся от народного первоисточника, более приемлемого для моего мировоззрения, где главный герой свергает царя и занимает его место, у Искандера этого нет). А дальше какие авторы представлены – Пелевин, Маканин, Сорокин, Ерофеев, Коляда! Я не буду повторять тех, кто справедливо и надлежаще критикует всё перечисленное. Чему все эти представители «современных процессов в литературе» могут научить с их откровенно человеконенавистническими «произведениями»?

Но всё же реферат по дисциплине «Современный литературный процесс» мне довелось написать. Тема была следующая - «Сказка о мертвой царевне» Н. Коляды. Характеристика главных героев: Риммы и Максима».

И на этот раз я был не на высоте и недостаточно представил критическую часть реферата, она у меня осталась фоновой, а не составной частью работы. Тем не менее, я обратил внимание на то, что всё «творчество» Николая Коляды создано в насмешку и в подражание Пушкину. Даже названия у него отсылочно-издевательские, он переиначивает именно «оригинально», но чему это учит? Как и пьеса С. Решетникова «Балкон», по которой тоже есть контрольная работа неизвестного мне автора в том же Университете технологии и дизайна, - чему учит?

Примерно с начала девяностых годов мы отбиваем у детей доверие к серьезной книге и умение думать. А теперь ломаем голову над тем, что делать? Как спасти наших детей от наркомании, пьянства, духовного хаоса? Как дать им ту опору, «почву», живя на которой они только и могут вырасти нормальным людьми?

Но всего-то и надо - создать вокруг детства и отрочества культурообразующую среду. Когда-то она в стране была! Ребёнок включал радио, и слышал инсценировку по сказке Пушкина. Включал телевизор, и видел спектакль по Александру Островскому или Ивану Гончарову. Да и сами дети вживались в образы русской классики: почти в каждой школе существовал свой театр. Теперь им на смену пришли бездумные дискотеки, а Пушкина, с его нравственной силой и чистотой, заменил писатель Пелевин, герои которого поклоняются пустоте.

(Ирина Репьёва «Что читают наши дети?»)

Персонажи пьес Н. Коляды изображены драматургом за пределами общества, для которого они незаметны, никому они не нужны. Они - аутсайдеры, функционирующие как фон, который никто не воспринимает. Однако, необходимо подчеркнуть, что их маргинальность воспринимается не только в социальном смысле, а, скорее всего, наблюдается в мировоззрении и мироощущении этих персонажей. Персонажи Н. Коляды выброшены из общества на обочину жизни. Важно отметить, что в пьесах Коляды персонажи не только живут за пределами общества, на обочине жизни, но они даже и не пытаются это изменить, не предпринимают никаких усилий, чтобы изменить своё социальное, но, прежде всего, духовное положение выброшенности.

То есть – это вполне вписывается в современную «массовую культуру», для которой характерны исключительно охранительные тенденции, убеждение в невозможности что-то изменить. Для меня это неприемлемо, но если бы я увлёкся критикой, то её могли потребовать вычеркнуть из работы, поскольку Университет технологий и дизайна в отношении непрофильных дисциплин и специальностей поддерживает именно то формальное стремление отчитаться. Зато у них вполне приемлемой считается работа другого автора, поставленная мне в пример, на этот раз по политическим мотивам, – «Ремарка в современной пьесе», где «творчество» того же Коляды (так и хочется вспомнить Гоголя и написать – «болвана Коляды») восхваляется, при этом оценка автора строится на его ранговых отличиях, например, количестве премий, которые давно превратились в средство поощрения угодного, того же охранительства.

Вряд ли бы премии была удостоена книга или драма, подобная отложенному плану «Рыцарей Смерти». Несмотря на такое мрачное название, это всего лишь отсылка к игре «Warcraft», а сюжет основан на компиляции сериалов «Станица» и «Судьбы загадочное завтра». Как я сейчас понимаю, это описание вооружённого мятежа, ядро которого составляют участники так называемых «незаконных вооружённых формирований», сами себя называющие «Рыцарями Смерти». Как вам такая картинка – бывший солдат федеральной армии ведёт в бой хорошо обученный и вооружённый объединённый отряд чеченских и славянских, особенно украинских, боевиков, и от них драпают даже спецназовцы и ВДВ?! И что удивительно, нет ничего такого, даже в сценах насилия, чего бы не было в голливудских фильмах или у тех же Пелевина, Маканина, Сорокина? Неприемлемым бы приводимый пример сюжета стал не из-за самого насилия, а из-за направленности насилия (потому что это насилие снизу, посягательство на существующий порядок, точнее, на организованный сверху беспорядок, как это в «Станице»). Поскольку даже при американизации, голливудизацции наши бумагомаратели заимствовали самое худшее, сделали основных персонажей крайне пассивными, смирившимися.

Нет, смириться с таким вторжением в литературу нельзя. Тем более – для профессионального исполнителя курсовых работ, написавшего за последний год достаточно этих работ именно по литературе, вот что вспомнил: «Пейзаж в произведениях М.В. Ломоносов: аспекты методики преподавания литературы в школе», «Русские типы» в комедии Д.И. Фонвизина «Бригадир», «Человек вспоминающий» и дискурс воспоминания в произведениях И. С. Тургенева», «Библейский контекст романа Ф. М. Достоевского «Униженные и оскорблённые», «Образ матери: особенности рассмотрения в школьном анализе повести Л.Н Толстого «Детство», «Изучение драматургии А.П. Чехова в 10-11 классах» …

И именно поэтому я осознаю опасность, по сравнению с которой «апгрейд» халтурщика Ляписа-Трубецкого до книгоиздателя – лишь разминка перед его вторичным, более дорогостоящим в ценах «Warcraft» «апгрейдом» - до «болвана Коляды».

Здесь уже следует объединить предложенные мной «Народный самиздат» и «Альтернативную систему образования», чтобы отбивать любой приступ, который был бы начат всеми этими пелевиными-сорокиными.