© Денис Паничкин

Как-то в конце осени 2015 года назад шёл по пути из Шушар (тогда жил в Московском районе, и от «Звёздной» предпочитал домой пешком), и в голову пришло, что большинство корректировок – это скрытые недоплаты (в довершение к недоплатам заведомым, как штрафы от офисных или отказ заказчиков по надуманным причинам). И это не восполнить. А зайдя домой, тогда оценил величину этих недоплат, и оказалось, что ежегодно эти недоплаты – за счёт потерь времени на непроизводительную работу – могут составлять 120-160 тысяч, то есть сравнимо хотя бы с арендой квартиры. А перед тем, как записать всё это, на выбор перечитал некоторые свои работы и понял, насколько прав был тогда. Тема, заслуживающая внимания.

В самом деле, практика показывает, что преподаватель может принять любую работу, независимо от её качества (и через полгода после этих невесёлых подсчётов худшие предположения подтвердились). И может также провалить любую работу, если только студент не обжалует это, например, потребовав защиты на комиссии, но это становится всё реже. А бывает одновременно и то, и другое: участились случаи, когда в пример твоей хорошей работе, которую принимать даже не собираются, ставят работу кого-то другого даже с дисквалифицирующими признаками (несоответствие теме, бездумное списывание, один «метод мясо – шоколад» чего стоит).

Но такая практика – лишь одно частное проявление того, что преподаватели в настоящее время сложили с себя любую ответственность за научное руководство. Отдельные случаи такого были и раньше, но до 2013 года они были немассовыми, а кое-что и вовсе в диковинку. Сейчас нагрузка за научное руководство оплачивается в любом случае. Даже за проваленную работу. Даже при низком проценте по программе Антиплагиат.

Тем более, списывание в студенческих работах – тоже следствие сознательной безответственности преподавателей.

И я не считаю «перегибами» завышенные процентные требования, использование закрытых модулей, которые ищут списывание даже из того, что не лежит в свободном доступе, а иной раз – там, где этого списывания просто не было. «Перегибы» - они предполагают незнание или недопонимание, а здесь речь идёт о сознательном невежестве, когда преподаватели намеренно отрицают очевидное (и именно за такое поведение я назвал их обозначением, которое почерпнул у Hulio, - «копропреподы»). Например, они знают то, что я называл много раз: оценивать работу по проценту, выдаваемому программой, нельзя. И причин много. «Оригинальным» может быть текст, не соответствующий теме. И то, что программа считает заимствованием или цитированием, таковым и не оказаться на деле может. Но проверку проводить всего отчёта – сравнимо с чтением работы. А программы эти и служат формальным обоснованием, чтобы работы не читать. И то, что таких случаев «не более 10 % в авторской практике» - тоже пример неправильной оценки по каким-то формальным показателям, тем же процентам. Каждый отдельный такой случай – болевой удар для мастера-исполнителя. Тем более – для наставника с больше чем двадцатилетней практикой работы.

А подключение к этому процессу сотрудников кафедр – развитие той же сознательной безответственности в вузовской среде. Хищением текстов из работ (причём не только для статей ради «индексов-хиршей», но и для однопикселевых текстов в настройки коммерческих сайтов) занимаются много лет. Иначе как объяснить, что Антиплагиат – обычный, ещё не вузовский – может выдавать ссылки на магазин детских рюкзачков или киргизскую турфирму? Похищают и работы для перепродажи «своим» клиентам из числа студентов того же вуза. Узнал об этом ещё в 2014 году, когда восемь страниц из написанного мной реферата оказались в незнакомой мне работе (причём именно с моей списали, а не наоборот, - я узнал по случайно допущенной мной описке в подстрочной сноске). И меня же обвинили в списывании. А осенью 2019 года – впервые - уже и дипломную работу украсть не посчитали невозможным!

Присвоение прав принятия решений сотрудниками кафедр (не преподавателями) и нормоконтролёрами – тоже частный случай и следствие преподавательской сознательной безответственности, а вовсе не «перегибы». Впервые я столкнулся с этим в 2005 году ещё в Махачкале, в Северо-Кавказском филиале Современной гуманитарной академии (СГА). Сотрудница кафедры вместо научного руководителя написала … рецензию на дипломную работу! Скажу только, что мне пришлось расследовать это самолично, чтобы избежать претензии со стороны заказчика. Уже в петербургский период, в офисе на Большой Разночинной, когда работал в паре с Ингой, о которой не раз упоминаю в своих рассказах, я пересказал ей этот случай, и она решила, что я преувеличиваю. Так весной 2010 года у нас подобных случаев было не меньше трёх, и снова СГА, только с той разницей, что Северо-Западный филиал. Я даже позже написал про СГА статью – «Академия антикрасоты», а затем узнал, что это – «лондонград», то есть вуз, который одновременно является посреднической компанией – SGAwork!

Сознательная безответственность преподавателей отражается даже в курсах лекций. Например, доцент А.В. Лобыночев при прямом поощрении заведующего кафедрой А.В. Травина (Санкт-Петербургский государственный морской технический университет) в разработанном им курсе «Предпринимательское право» в 2017 году написал следующее:

«Мышление юриста, как и другие качества, основано на его общем интеллектуальном развитии. Глупый юрист - это не просто плохо, это беда, это страшно. Поэтому и стараются отбирать в органы правопорядка только умных людей».

Я не в восторге от нынешних тенденций, как в образовании, так и в культуре, но ответить на это могу словами, которые дважды в диснеевских «Звёздных войнах» произносит персонаж Марка Хэмилла: «Впечатляет. Чушь до последнего слова».

В юридическом образовании я считаю опасностью не глупость, а безнравственность, выражающуюся в том, что сами юристы нарушают закон, и что нынешняя практика на уровне выпускников этому учит. Самый значительный в этом отношении случай: в том же 2017 году – «рекомендаторство» преподавателями юридических дисциплин в ГУАП использовать один из сервисов кодирования текста для того, чтобы «отчитаться процентом», сопровождавшийся и заказной кампанией против меня в Интернете.

Безнравственные юристы пользуются спросом в условиях проводимой политики поощрения паразитирования в экономике. Это и виденная мной в троллейбусах реклама компании EOS, предлагающая «законное списание долгов», то есть одни и те же юристы, собирающиеся в «стаи товарищей», могут работать и на коллекторов, и на антиколлекторов, причём в обоих случаях обманывать людей, а на единичные возражения тех, кто так просто «не ведётся», могут сказать: «Вы плохо читали закон» или притворно выразить «недоумение», например, в случаях, когда нарушается правило о последнем регулярном платеже при взыскании долга, ответить инсценировкой глупого вопроса: «Вы это сами придумали?»

В курсе «Предпринимательского права» оказалось также много, даже слишком много ссылок на устаревшее законодательство, в том числе не учтены изменения в Гражданский кодекс, датированные 2014 годом. И в преподавательской среде это «своим» сходит с рук, даже поощряется.

Такой же чушью представляется и значительная часть курса «Философия права» в том же вузе и того же 2017 года. Продвигается не отвечающая критериям опровергаемости, но зато «оригинальная» «теория полуконуса» и её следствие в виде «просвещённой демократии».

И всё это не «перегибы в коллективизации», а сознательный, целенаправленный процесс по унижению образования. Мне безразличны только мотивы конкретных копропреподов и их пособников с кафедр и из антиплагиатно-нормоконтрольно-колбасно-водочных подразделений – циничный расчёт или всего лишь шкурные интересы. И то, и другое для меня оборачивается непроизводительной работой, то есть – потерянным временем, скрытой недоплатой. И это – не считая вынужденных функций наставничества, когда объясняешь, например, почему преподаватель не принял два варианта плана, снабдив разбором ошибок и предложив свой, третий вариант. Это ведь в обязанности преподавателя по научному руководству входит!

И именно поэтому следует не прогибаться под тех, кто сложил с себя ответственность за научное руководство, а давать им отпор при каждом акте их агрессии.