© Денис Паничкин

О массовой культуре написано много, даже слишком много. Её вред для общества подчёркивается постоянно. И, несмотря на это, она продолжает существовать. Даже освоила новый способ распространения: собственная реклама под видом критики.

Основу массовой культуры составляют постоянно возникающие перепевы культуры настоящей, попытки переигровки сюжетов под «действительность». Ещё в середине 1980-х годов я видел «оригинальную» постановку «Риголетто», где Герцог – босс преступного сообщества, а Риголетто – владелец ресторана, где это сообщество собирается, готовый быть шутом своего босса и даже получающий от этого странное наслаждение. А сравнительно недавно – в апреле 2015 года – я по непонятной причине решил поискать в Интернете историю создания «Кольца Нибелунгов» Вагнера – в основном о чрезмерно вольном обращении автора с мифологией, и набрал имена великанов – Фазольт и Фафнер (кстати, в мифологии это были не великаны, а люди нормального роста, но очень большой силы, и иногда жалею, что я в этом отношении им уступаю: можно было бы запросто калечить обидчиков), и первой из картинок поисковая программа мне выдала фотографию двух типичных громил, обычных для «лихих девяностых». Это тоже пример «оригинальной», «осовремененной» постановки, по версии режиссера Франка Касторфа. Там и много других искажений, главное – место золота занимает нефть, а если говорить о деталях, то уже с первых сцен Дочери Рейна, крашеные пышногрудые блондинки, резвятся не на Рейне. Они проживают в мотеле где-то на просторах Техаса: принимают солнечные ванны, жарят на гриле аппетитные сосиски и вывешивают на просушку кружевное нижнее белье. Рейн присутствует лишь как цитата: в виде бассейна в мотеле Golden Motel.

И я подумал: сколько же таких искажений существует. И сколько людей должны приложить усилия – и какие – чтобы эти искажения перестали существовать. Тем более, как раз в то время у меня была серия заказов на тему средств массовой информации, и в качестве одного из источников у меня оказалась статья М.А. Мясниковой «Культурная политика российских телеканалов как предмет научного анализа». Автором приводится в качестве примере следующий диалог:

… сложившееся положение дел публично подтвердил сопредседатель со­вета директоров упомянутой выше компании «СТС Медиа» П. Авен: «Для нас это бизнес, по-другому не может быть», оправдываясь тем, что на достижение иных, связанных с общественными интересами целей никто, в том числе и государство, им денег не дает. На призывы же участников дискуссии К. Собчак и К. Серебренникова вспомнить о воспитательной функции СМИ и о социальной ответственности бизнеса: «Вы не боитесь, что в какой-то мо­мент вам будет страшно и неуютно жить в этой стране? Не боитесь, что придут люди с вилами и будут угрожать вашему идеальному укладу», П. Авен отвечал, что у бизнеса «нет такой функции», т. е. воспитательной.

Уже по действующим лицам можно понять, что из сторон диалога одни других стоят, так как в воспитательной и образовательной функциях адепты массовой культуры не заинтересованы. Они заинтересованы в противоположном – создании управляемого стада. Не сомневаюсь, что они занимались бы массовым сбытом наркотиков, если бы это было разрешено. Хотя зависимость от массовой культуры превосходит наркотическую, в том числе и своей нехимической природой, то есть – неопределимостью лабораторным путём.

Характеристику влияния массовой культуры на общество даёт высказывание автора антиутопии «Москва 2042» В. Войновича: «Я описывал то будущее, которое - я надеялся - никогда не наступит, поскольку это была не утопия, а антиутопия. А теперь действительность, кажется, уже превосходит то, что я там написал. У меня там правит КПГБ – Коммунистическая партия государственной безопасности, и еще там есть пятиединство: государственность, безопасность, религиозность... Я слышал не раз, что нашего патриарха, кстати, называют отец Звездоний. Но та глупость и пошлость, которая становится сейчас знаменем нашего времени – этого ожидать было невозможно. Издаются какие-то дурацкие законы, идут какие-то чудовищные суды, вот этот пресловутый суд над Pussy Riot... Это все превосходит любую, даже не написанную сатиру».

Кстати, если сравнивать с «Москвой 2042», то проявление массовой культуры также превзошло антиутопию. Помню, там есть: «Играли известные мне команды, но под несколько удлиненными названиями. Первая называлась Государственная Академическая ордена Ленина команда Спартак, а другая - Государственная Академическая ордена Ленина команда Динамо». Что бы сказал Войнович, если бы ему прочли полное название мини-футбольного клуба «Автономная некоммерческая организация Императорский спортивный клуб «Дина» под Высочайшим покровительством Главы Российского Императорского Дома Ее Императорского Высочества Великой Княгини Марии Владимировны»?

О более серьёзном тоже следует сказать. Массовая культура представляет собой насмешку и над образованием. Одно юридическое образование чего стоит, весной 2015 года я был потрясён, что студенты юридического направления оказываются неспособными отстаивать собственные законные интересы и безропотно сносят откровенные унижения от преподавателей. Вот кого готовят в адвокаты и нотариусы! А в фильмах и сериалах то и дело встречаются примеры искажения законов:

1.В одной из серий фильма «Кулагин и партнёры»: пенсионерка, которую материально содержит взрослый сын-предприниматель, надеется выиграть в телевизионной игре, но там уже откровенное мошенничество: дозвониться невозможно, а суммы с телефонного счёта списываются огромные. Сын постоянно оплачивает эти счета и пытается довести до матери, что это обман, причём в фильме показан скандал, в котором мать не скрывает, что хочет выиграть крупную сумму денег и быть независимой от сына. Но в итоге она проигрывается «в доску» и принимает убийственную дозу снотворного. Мужчина, потрясённый этим, добирается до организатора игр и, только прибегнув к угрозе убийством, заставляет его в прямом эфире признаться в обмане. К сожалению, фильм поставлен в запугивающем ключе: хотя передачу и закрывают, вскоре появляется новая подобная телепередача, а человека, который, может быть, спас жизни и здоровье многих, вроде его матери, осуждают на два года общего режима, причём квалифицируют его дело как покушение на убийство и только с учётом состояния аффекта дают минимальный срок. Называется, «осчастливили»: покушение – это если бы он хотел лишить жизни обидчика и не сделал этого по каким-то причинам, а он не собирался убивать, а лишь пригрозил с целью принудить говорить правду; то есть речь может идти только об угрозе убийством, за которую два года – максимальное наказание, то есть с учётом состояния виновного (если так можно назвать человека, пошедшего против закона, но за справедливость) могли бы дать условный срок.

Мои симпатии на стороне преступника в данном случае не только потому, что справедливость я ставлю выше закона, но и потому, что этот случай хотя бы как-то перекликался с моим прошлым и показывал мне возможное будущее, которое я для себя, к счастью, тогда предотвратил. Заодно он был тогда ещё неосознанным подтверждением, что мир не может быть справедливым или несправедливым. Окружающий мир существует помимо наших знаний о нём, и, следовательно, безразличен к нам. Несправедливыми могут быть конкретные личности, и только другие люди могут восстановить равновесие, часто – откровенным насилием против виновников несправедливости.

2.Дел о хищениях имущества суд присяжных не рассматривает. Между тем именно это дело рассматривалось в третьем сезоне «Убойной силы», когда один из персонажей вторгся в квартиру судьи арбитражного суда и её сына, серия (название её, насколько я помню, «Судный день») была поставлена заведомо с целью формировать негативное мнение о суде присяжных. Дополнительно демонстрируется, что даже в среде правоохранительных структур побеждает более подлый: виновность сына судьи в итоге доказана, хотя иным путём, но сотрудника милиции за описанное вторжение переводят с понижением и всё равно – в следующем сезоне сериала - судят и освобождают от наказания по амнистии (то есть – всё же признают виновным). Мнение о суде присяжных и у меня было неоднозначным, но сместилось в положительную сторону, когда суд присяжных оправдал убийцу ненавистного мне А. Викторова (ректора СПб ГУСЭ), причём моя ненависть к убитому не личная, а социальная, отражающая вклад потерпевшего, а точнее – казнённого – в развал российского образования (впрочем, в его вузе этот процесс продолжается и после гибели Викторова).

3.По статье 124 УК РФ – то есть ненадлежащее исполнение врачебных обязанностей, если это привело к тяжёлым последствиям, включая смерть больного, - максимальный срок наказания – 4 года лишения свободы. В одном из фильмов, где показан процесс над врачом, прокурор запрашивает 6 лет и при этом откровенно шантажирует судью (обе роли – женские, и там идёт поединок эмоций). Название, к сожалению, не могу вспомнить, но это роли не играет: прокурор не имеет права запрашивать наказание выше установленного соответствующей статьёй максимума.

Даже повседневная жизнь в массовой культуре представлена искажённо. Кто-то продвигает лотерею как образ, причём чаще всего в неё выигрывают лентяи и неудачники (которые при здоровом соревновательном естественном отборе не пройдут и отборочный тур). Я не вижу большой разницы между иррациональными, почти сказочными концовками фильмов «Американская дочь» (разве можно поверить, что несовершеннолетняя может управлять вертолётом?) и более позднего «Ирония любви» (персонаж Чадова мог так увести невесту со свадьбы миллионера только в жанре кооперативного мата; в шахматах так называется разновидность игры в поддавки). Напротив, сильные и активные мужчины показываются редко, а если и показываются, то назначаются на роль врагов, таковы, скажем Ян Мацкявичюс («Чёрный ворон») и Даниил Печерников («Улицы разбитых фонарей», серия «Убийство под музыку»). Моё отношение к этому совершенно иное, и очень многое скажет хотя бы то, что оба названных имени я в разное время использовал в качестве литературных псевдонимов.

Но моё отрицательное отношение к массовой культуре вовсе не означает, что я предлагаю её уничтожить. Я предлагаю разумное решение. Как-то я прочитал рассказ для детей, относящийся к 250-дневной обороне Севастополя во время Великой Отечественной войны. Главный герой рассказа – рядовой Трубников, до войны бывший учителем. Он вошёл в группу, получившую задание: «заставить замолчать немецкие пушки». Им удалось отбить эти пушки у врага, да ещё с запасом снарядов, и Трубников с его подходом учителя открыто сказал: зачем пушкам быть немыми, их можно научить заговорить по-русски (попросту – прямо на месте развернуть их и бить из них по врагу).

Приёмы массовой культуры можно использовать для продвижения противоположного тому, что сейчас считается «общепринятым». Представьте себе ряд произведений, где показано то, что встречается в реальной жизни, но о чём сознательно избегают говорить и писать: бедных, но достойных мужчин – трудолюбивых, добросовестных, ответственных – и  красивых, успешных и состоятельных женщин, желающих связать свою жизнь именно с такими мужчинами; олигархов, которые пытались причинить вред, используя свои деньги и связи, - и потерпевших поражение; детей, не только не побоявшихся «родительского проклятия», но сумевших сделать так, что от этого проклятия пострадали сами родители; привлекательных воинствующих атеистов и русских мусульман; особистов времён Великой Отечественной войны, совершенно не похожих на своих «собратьев» в российских фильмах, и благородных повстанцев, неправедно названных «экстремистами» и сражающихся за справедливость, «За вашу свободу и нашу!» против психопатов-спецназовцев. И мой авторский девиз: всём, кому надоело «лёгкое чтиво» - выбросите его на свалку и читайте серьёзный жанр «мужской прозы».

Кстати, книги Донцовой и Введенской я на свалках видел, и не раз. Пачками. Это и есть здоровый соревновательный естественный отбор, даже по правилам массовой культуры.